— Одурел?! — просипела Мерыа, глядя на этот приступ хорошего настроения, и быстро заслонила рот ладонью, чувствуя, как её губы сами приподнимаются к ноздрям в невольной ответной улыбке.
— Как ты выглядишь! — простонал Вай-мир.
Мерыа глянула на свои пятнистые руки и тоже безумно расхохоталась от облегчения.
Они ели и ели, так что наконец почти не могли уже двигаться.
— А что это за зверь такой?
Теперь, когда пустой желудок уже не заслонял целый свет, Мерыа задумалась, кого она всё-таки подстрелила. Насколько она помнила, ни один охотник ещё не приносил ничего подобного. Вай-мир долго рассматривал уже обгрызенную добычу, в задумчивости взъерошивая мех над мембранами.
— Кечтгрент-ра. Зерноглов,— наконец сообщил он.
И правда, узкий череп животного напоминал продолговатое зёрнышко.
— Откуда ты знаешь? — спросила Мерыа.
— Придумал. Я был один из лучших в придумывании историй,— Вай-мир посмотрел на Мерыю, задорно шевеля носом.
— Значит... они новые? — Она коснулась пальцем мёртвой головы и тут же отдёрнула руку, точно животное могло ещё её укусить.
— Тут всё новое,— ответил Вай-мир.
— Кечтгрент-ра прибыли сюда? Как вайа?
— Наверное.
Мерыа подняла глаза на кроны деревьев, с которых осыпались листья.
— Всё меняется, всё двигается,— медленно проговорила она.— Когда мы передвигались с вайа, листья всегда были одинаковые и звери были те же самые в привычных местах. А теперь всё выглядит так, будто мы остановились, а всё остальное пустилось в путь.
Она не рассчитывала, что её товарищ поймёт точный смысл, который она имела в виду. И даже, кажется, боялась понимания с его стороны. Её беспокоили те черты, которые открывались в мужчине, ведь раньше он просто существовал рядом как представитель другой, полезной, но не до конца познанной расы.
— В последнее время у меня было много времени для размышлений,— сказал Вай-мир, поглаживая ногу в лубке.— Может, всё всегда двигалось, только мы этого не замечали?
— Двигается всё, кроме нас,— перебила Мерыа.
— Нет,— возразил он.— Мы тоже двигаемся, а ты даже больше, чем я.
Он снова глянул на свою сломанную конечность, но Мерыа откуда-то знала, что он не имел в виду своё состояние.
Новый способ охоты давал свои результаты. Мерыа каждый раз приносила добычу, иногда небольшую, но никогда уже не возвращалась с пустыми руками. Часто это были такие животные, которых они ни разу в жизни ещё не видели. К «зерноглову» скоро присоединился «нюхач» с длинной мордой, украшенной пучками шевелящихся усов, «греболап», убитый, когда он рылся в лесной подстилке, несколько «пятнашек» и, наконец, опасный «когтяр», который едва не покалечил охотницу.
Мерыю всё больше увлекала охота. Она перестала быть трудной обязанностью, а стала возбуждающим и даже приятным занятием. Ей нравилось рисовать на коже жёлтые и коричневые рисунки, дающие невидимость. Иногда она подкрадывалась и замирала в зарослях в шаге от кормящегося стада лесной мелочи — только для того, чтобы понаблюдать за животными. Она чувствовала себя более крупной, сильной и очень опасной. Вай-мир был прав: она «двигалась».
Мерыа приносила добычу, а Вай-мир набирался сил и все больше работал. Он выделывал шкуры добытых животных. С некоторых терпеливо соскрёбывал волосы, резал на полосы и сплетал из них целые охапки ремней и канатов, предохраняющие щитки, перевязи для инструментов.
— Для чего тебе столько? — спрашивала Мерыа.— Только шалаш забиваешь. Повсюду лежат шкуры.
— Пригодятся,— уверял он её.— Я люблю, когда у меня руки чем-то заняты. А потом, приятней укрываться мехом, чем холодными листьями.
Кончились трудности с едой, но холод остался и даже увеличивался, так что Мерыа оценила усилия товарища, когда возвращалась в шалаш мокрая и промёрзшая.
Сменяли друг друга дни и ночи. Мир двигался по своей колее к неведомому. Мерыа и Вай-мир перемещались по лесу как два едва уловимых призрака. Яркая раскраска на их телах уступала место чёрным и коричневым цветам по мере того, как пуща замирала, объятая вездесущей влажностью.
Нога большеглазого ркхета срослась немного криво. На бегу он прихрамывал и слегка пошатывался, что производило впечатление какого-то странного танца. Но ведь увечье не мешало ему сидеть в засаде на звериных тропах. А стрелял он так же точно, как и раньше. Мерыю раздражало только его увлечение всякими чудными вещами. Он собирал листья, скорлупу, копался в земле. Терял время, разглядывая зубы убитых животных, осматривал их лапы, раздувал мех. Иногда разрезал им животы и проверял, что они ели.
— Зачем ты это делаешь? — не выдержала однажды рассерженная Мерыа.
— Пригодится,— спокойно ответил он.
— Копание в кишках этих жирных вонючек может пригодиться?! — фыркнула Мерыа, пхнув ногой добычу.
— Верно, они жирные,— согласился Вай-мир.— А я хотел бы знать почему. Что они едят, чтобы стать такими толстыми? Может, и мы можем это есть? Я учусь всему новому. Это может оказаться важным.
Сидя на корточках над выпотрошенной добычей, покрытый маскировочным рисунком, с вымазанными кровью руками, он походил на демона из рассказов для детей.
— Может, я узнаю и совсем неважные вещи,— продолжал он,— но это будет ясно потом. А пока я делаю то, что делаю. Я хочу понять всё это.
Он широким жестом обвёл лес вокруг себя.
«Обучение» всегда состояло в том, чтобы слушать старших женщин, которые рассказывали, как было прежде и как должно быть теперь. Существовало много сказаний, содержащих знания. А вот теперь этот... этот мужчина говорил Мерые, что знания есть также в земле, в деревьях и в мясе. Это звучало просто кощунственно!