— Верно. Только это не моя акрофобия, а её. Её, её как таковой.— Эрос слегка скосил глаза, будто хотел заглянуть в глубь себя.— Эвелины. Кажется, она начинает пробиваться. И взяла на себя контроль над моим телом. Представляешь? Контроль надо мной! Эти смертные сегодня уже ничего не уважают,— осуждающе добавил он.
— Контр... Стой! Секунду! Что ты сказал перед тем, как мы поднялись на самый верх?
— Э-э-э... Как тут красиво, дорогой?
— Раньше!
Какая-то пожилая женщина, проходя мимо, неодобрительно глянула на болтающую парочку и недовольно причмокнула, Эрос тут же понизил голос до шёпота.
— Сквозняк тут, как на вокзале?
— Откуда у тебя такие сравнения? — упорствовал Фанес— «Как на вокзале»? «Вечность и солёный огурец»?
В тот же момент он осознал, что и сам никогда не читал детективов Чендлера и не был поклонником фильмов про Бонда, и уже всерьёз забеспокоился.
— Боюсь, это их личности просачиваются. Если мы пробудем в этих телах слишком долго, то это закончится шизофренией, или нашей, или их. Давай скорей покончим с заданием и свалим отсюда! Проверь, кто следующий.
Эрос украдкой вытащил из сумочки мобильник.
— Объект номер девять. Р. Грушецкий, холост... Странно, нет пары.
— Нет? — Фанес глянул на экран.
— Нету. Зеро, ноль, сифр... Один был, один и остался. Неспаренный, но влюблённый.
— Интересно. А где он?
Эрос выстукал пальцем код. Оба бога одновременно подняли брови от изумления. «Цель» находилась на расстоянии двадцати метров.
— Гнусно,— прошептал Фанес.
— Ничего ты не понимаешь, это такой современный стиль,— возразил Эрос.
Они стояли перед изысканной решёткой из кованого железа, которая перегораживала вход в боковую часовенку. Судя по путеводителю, эта часовня была посвящена людям моря, а в особенности тем, кто с моря не вернулся и, в силу обстоятельств, не мог быть похоронен по христианскому обычаю, что художник и пытался всеми силами передать.
— Ладно, я ничего не понимаю, но это всё равно выглядит гнусно,— упорствовал Фанес— Святилише есть святилище. В нём должно быть золото, серебро, пурпур и мрамор. А тут что? — Он с нескрываемым отвращением посмотрел на стены, покрытые неровными складками-волнами грязно-зелёного и грязно-синего стекла.
— Тут сделано по-современному. Оторвись хоть слегка от классики.
— Мне три тысячи лет, и я имею право быть слегка несовременным. А там что? Утопленник?
— ЭТО Божья Матерь, балда.
— Да что ты, совсем не похожа.
На алтаре, покрытом стеклянными складками, долженствующими, видимо, изображать морские волны, висела натуральной величины человеческая фигура в развевающихся (или, скорее, расплывающихся) одеждах, по краям и вовсе напоминавших морскую капусту. Фигура подняла руки в благословляющем жесте, склонив к верующим красивое, смертельно бледное, андрогенное личико, на котором застыло выражение беспредельной тоски. Фанесу эта статуя напоминала одновременно и сына Шефа, прогуливавшегося по водам, и знакомого ангела. Только утопленного в аквариуме.
Единственным человеком, находившимся в тот момент в часовне, был ксёндз в форменной сутане до земли. Сначала он молился, сидя на стуле в первом ряду и вглядываясь в лицо загадочного святого (или святой). Потом поднялся и принялся наводить порядок в часовне, поправлять свечи в подсвечниках и белые хризантемы в вазах. Проходя мимо алтаря, он смиренно склонил голову, перекрестился, а потом вдруг быстро встал на цыпочки и поцеловал ногу статуи, сильно прижимаясь к ней губами.
— Ничего себе... — пробормотал Фанес, отступая от решётки.— Теперь всё ясно. Неспаренный, понимаешь ли...
— Минутку. Но тут-то что, собственно, не понравилось наверху? — Эрос поймал его за локоть.— Разве у них случайно не записано в правилах: «Будешь любить Господа Бога твоего всем сердцем своим, всей душою своей... et cetera и т. д.»? По-моему, этот вот экземпляр весьма усерден в своей любви к Богу. Вполне согласно с регламентом и предписаниями.
— Может, они имели в виду любовь более... платоническую? — тихо выразил предположение Фанес.
— Платоническую?..
— От Платона, ну, знаешь, такая, без секса.
— Платон был идиотом,— с презрением вынес приговор Эрос.
Потом посмотрел на капеллана, который снова сел, чтобы помолиться, покивал с сочувствием, внимательно огляделся по сторонам и старательно нажал на кнопку с красной трубочкой.
— Фанни, уходим.
— Жаль. Такая интересная парочка. Настоящий второй Пигмалион и его девица. Вот только одно меня интересует: каким чудом мы прошлой ночью наткнулись на этого ксёндза рядом с баром? Чем там мог заниматься слуга божий, а? — сказал Эрос, снимая с бёдер пиджак своего напарника.
— Неважно. Как только ты мог ему такое сделать? С куклой? Отвратительно,— скривился Фанес.
— Я?! С тем же успехом это мог быть ты. Мы оба тогда были в стельку. А в конце концов, ни твои, ни мои желания тут ничего не значат, сам знаешь. Склонность к твёрдым красоткам должна была дремать в этом парне изначально. А мы только невольно вытащили её на поверхность.
— Ну а теперь снова впихнули обратно...
— Что не означает, будто её нет вообще.— Эрос потянулся и огляделся по сторонам. — Не знаю, как тебе, а мне после этих развлечений на башне нужно передохнуть. И выпить кофе.
— Чем дольше...
— Да, знаю, чем дольше я сижу в этой тёлке, тем больше её черт перенимаю. Энергетические матрицы взаимопроникаются. Я прекрасно отдаю себе отчёт, что, на самом деле, это она хочет кофе, а не я. Но пойми, дорогой мой, я тоже устал. Я как я. И хочу расслабиться. Нам осталась последняя пара, а сейчас только пять часов вечера. Самое время на чаепитие. И вообще, у нас ещё куча времени до рассвета.