Ангел быстрого реагирования - Страница 81

Пётр онемел. В голове его была звенящая пустота. Он даже не сумел выдавить из себя: «Да что вы говорите!»; впрочем, женщина, кажется, и не ждала никакого ответа. Она с достоинством задрала подбородок и двинулась к выходу, крепко зажав в руке сумку для продуктов.

— И двери не забывайте закрывать, а то сквозняк.

* * *

Мысль о прежней обитательнице комнаты возвращалась к Петру, точно бумеранг, в самые неподходящие моменты. Когда он таскался по галереям, сидел со своими полотнами в Старом городе или для экономии повторно заливал кипятком кофейную гущу в чашке. Она пользовалась тем же чайником. На полках в шкафу лежала её одежда. Пётр со смущением ловил себя на том, что самым абсурдным образом его возбуждает даже мимолётная мысль о женском белье. А точнее, он пытался представить её трусики. Идиотизм... Спала она наверняка на «его» кровати и, может, точно так же убивала время, пялясь в стену. Неужели именно таинственная, чарующая своей неопределённостью Она нарисовала картину «Дверь»? Может, она убежала из жизни с помощью горсти таблеток, скорчившись в уютной ложбинке, которую сейчас согревал своим телом Пётр? А может, если б он зажёг в ванной специальную лампу, которая есть у полицейских, то в её свете кровь девушки засветилась бы призрачным голубым сиянием, всё ещё присутствующая, хоть и невидимая — точно дух минувших событий. И почему она лишила себя жизни? Как её звали, как она выглядела?

Он начал рисовать пастелью ню. Женщины со «звериной» натурой, слегка напоминавшие рисунки Дега. Обнажённые, худые блондинки с заострёнными грудями — смазывающие ноги кремом, выжимающие мокрые волосы свернутым полотенцем, бесстыдно раздвигающие бёдра во время чтения книжки... «Недурны, можно трахнуть»,— оценивали приятели. Он возвращался к себе, открывал горчичного цвета дверь и прицеплял к доске новую картонку. Из-под его дрожащих пальцев появлялись очередные эфирные девушки. А если быть точным, это была одна и та же... Одна-единственная, в десятках вариантов, в разных позах и ситуациях. Пока, в конце концов, с последнего этюда она не глянула ему прямо в глаза.

Охваченный приступом иррациональной паники, он смял лист, бросил его в угол. Выскочил из дома, накинув куртку на бегу. Даже не обратил внимания, запер ли дверь. Но что там у него могли украсть? Краски? За полчаса добрался до Карины. А она даже не спросила, что случилось. Втянула через порог, вытряхнула из старой кожаной кур-тайки, точно каштан из шелухи. Вдвоём они оприходовали две бутылки дешёвого вина, а потом Пётр лечил свою изболевшуюся душу яблочными губами Карины и теплом её тела. Она отдавала всё, что могла, и брала взамен то, что он мог ей предложить. Без вопросов, без обязательств, без претензий. Утром он проснулся с ощущением здорового, реального похмелья. Демоны отступили.

*** * ***

Самое время было озаботиться хлебом насущным. Пётр мог, правда, сдать угол в своей снятой пятнадцатиметровой квартирке какому-нибудь приятелю, но он всё больше и больше входил во вкус свободы — пусть даже в таком скромном метраже. Хотя и понимал, что, чем выше поднимет чашу с пьянящим Libertad, тем скорее увидит её дно, но отгонял от себя эту мысль. В конце концов, даже Гогену приходилось халтурить телесных нужд ради, так что наклеивание обоев или мытьё витрин — не такой уж позор для художника. Безымянная блондинка покинула его мысли, изгнанная физической усталостью.

Хозяин квартиры на вопрос о самоубийце только пожал плечами. Одни живут, другие умирают, почему он должен из-за этого волноваться? Какое ему дело до этого? Хозяин отказался даже назвать имя той девушки. Взял деньги, бросил напоследок пару «ласковых» про соседкин длинный язык, и только его и видели.

А теперь Пётр снова сидел перед мольбертом с сангиной в руке и пробовал хоть что-то набросать.

— Твою мать, всё-таки мытье окон мешает,— буркнул он про себя.

Он отложил мелок, чтобы вытащить из коробки джойнт. Ну что ж, может, ему удастся «писать по Виткацию», посмотрим, каков будет результат.

Карандашная дверь на стене приглашала войти. Соблазняла неизведанной землёй за порогом. Вот если б можно было толкнуть эту дверь... Дым скручивался вращающимися спиралями, напоминавшими маорийские узоры. Где-то на самой границе слышимости зарождался низкий гипнотический звук, как будто в соседнем измерении играли на аборигенском диджериду. Или мяукал кот величиной с трактор.

Зажав косячок в зубах, Пётр вытащил из чемодана коробку с плакатными красками. Принёс в стаканчике воду и начал приготавливать краску, поглядывая на эскиз фрески и сатанински усмехаясь.

Два часа и два косяка позднее Пётр клал белой темперой блики света на ручке двери. Произведение было готово. Почти готово. Он по-прежнему понятия не имел, что поместить за дверью, на виднеющемся клочке пустоты, ожидающей заполнения. Кусочек тротуара? Деревенский пейзаж с полевой дорогой, оканчивающейся (или, может, начинающейся) сразу за порогом? А может, сюрреалистический пейзаж: райский сад в кухне, миниатюрные джунгли в ванной или железнодорожный вокзал под кроватью? Прямо в духе Йерки... От этого замысла он тут же отказался. В стиле одного, в стиле другого... Самое время найти собственный стиль, а не подражать чужой работе, пусть и гениальной.

Руки у него всё ещё рвались к кистям и краскам, и Пётр в очередной раз попробовал нарисовать безумного кота — на сей раз огненно-красной и оранжевой темперой на чёрном фоне. Творение шестилетки иронично косилось со стены на своего двойника. Котяра получился прекрасно, хотя ему опять не хватало того неопределённого «нечто», которое художник пытался ухватить в течение многих лет. Но наверняка в воскресенье на толкучке котик пойдёт за вполне приличные деньги и обеспечит Петру обед и, может, пару джойнтов.