Алиса с обычным для неё спокойствием смотрела, как он мечется.
— А какая разница? — наконец спросила она.
— Ну да, никакой,— саркастически ответил он.— Итак, я влип. Ведь я ж не могу вернуться назад, верно?
— В общем, нет,— осторожно ответила она.
— Я умер?
— В общем, да.
Он замолчал. И побрёл по берегу у моря золотой ртути в сторону, противоположную бетонному утёсу. Если это ад художников, есть ли для них рай? И где он? Может, ему удастся добраться до радостных акварелей Ларссона, на которых полно играющих светловолосых детей и деревянных шведских домиков, где примут утомлённого путешественника и угостят его чаем. А может, за мглистым горизонтом пируют гребцы Ренуара, а презираемый до сих пор Бугеро выпускает на лужки своих кичеватых пастушек и пухлощёких купидонов.
Коричневая галька размеренно шуршала под ногами художника. Он оглянулся через плечо. Его грехи тихо следовали за ним.
А роза в небе цвела.
Лестничная клетка была запущенной и унылой, синяя масляная краска на стенах лущилась. Моника подумала, что, если квартира выглядит так же, она там ни на минуту не останется, даже если придётся потом по два часа добираться до института и томиться в пробках. Кася бодро топала впереди по деревянным ступенькам, настроенная явно оптимистично. Хозяин уже ждал под дверью цвета заплесневевшего какао со связкой ключей в руках. Неужели зелёная, солнечно-жёлтая или красная краски стоят аж так дорого? Почему люди собственноручно уродуют свое окружение?
— Моё почтение, барышни,— произнёс мужчина с ключами, с поклоном приподнимая старомодную шляпу. Он носил бурого цвета пальто и галстук и ассоциировался у Моники с типом опустившегося чиновника самого низкого уровня, точно сошёл прямо со страниц «Шинели». Но от гоголевского Башмачкина отличал его какой-то жуликоватый блеск в глазах, что ей не слишком понравилось. Каська, разумеется, этого не заметила, кокетничая с этим типом, точно он был самим Брэдом Питтом. Моника даже украдкой закатила глаза от раздражения.
Общий коридорчик был заставлен барахлом, как обычно бывает в такого рода домах и многоэтажках. Хозяин с неловкой усмешкой снял с двери деревянный крестик, приклеенный липкой лентой.
— Ох, это всё соседка,— смущённо проворчал он, откладывая распятие на цветник.
— Маньячка? — подозрительно поинтересовалась Кася. Ну хотя бы настолько ещё инстинкт самосохранения у неё работал.
— Да нет! — махнул рукой хозяин.— Не слишком. Прошлые жильцы не жаловались. Только оставляет иногда на половике костёльные газетки, так ведь это легко выбросить.
Комната оказалась светлой и, к счастью, довольно чистой, хотя и скупо меблированной. Столик, два стула и две тахтушки, всё дешёвенькое, но зато новое. В одном углу шкаф, в другом углу мольберт художника.
— Ой, мамочка! — вскрикнула потрясённая Каська, глядя на левую стену. У Моники даже перехватило голос.
Кто-то нарисовал там натуральной величины дверь. Краски были яркие, насыщенные, светотени положены так умело, что дверь на первый взгляд казалась совсем настоящей. Только хорошо поморгав, можно было всё вернуть на своё место, а дверь становилась тем, чем и была на самом деле — плоской фреской.
Очень реалистичная, старинная, солидная — такая могла быть в спальне состоятельного деревенского дома прошлого века. Но эта дверь никуда не вела. За приоткрытой створкой таились седые тени. Только из-за дверной рамы выглядывала красная кошачья морда с рисовавшимся на ней психоделическим выражением не то угрозы, не то насмешки. Моника вздрогнула. И подумала, что кот — просто настоящий Бегемот, цвет только другой.
— Барышням это мешает? — забеспокоился мужчина.— Если б вы решили тут стены перекрасить, то я бы цену опустил...
— Нет-нет,— быстро заверила его Моника.— Сойдёт.
— Невероятно,— сообщила Каська восхищённо.— Так сколько?
Вокруг были разбросаны коробки и сумки, некоторые уже пустые, другие опорожнены только наполовину, а некоторые и вообще ещё не распакованные. Каська понеслась за бумажными полотенцами. А Моника, вместо того чтобы сражаться с переселенческим хаосом, сидела на кровати, вглядываясь в картину. Эта дверь обладала странной притягательностью. Так и хотелось подойти и толкнуть ее, попробовав распахнуть пошире. Единственный глаз кота, выглядывавшего из-за рамы, иронично смотрел прямо на девушку. Не задумываясь, Моника вынула из косметички зелёный карандаш для глаз, встала на колени прямо на жёсткий паркет и начала рисовать в пространстве между створкой и рамой. Из-под её руки вырастали стебли травы. Кот зажмурился и замурлыкал.
Моника монотонно напевала, вторя ему.
Завтра она купит краски.
— Зарежут, вот помяни моё слово, зарежут.— Заместитель начальника нервно расхаживал по лаборатории, не находя себе места.— Шефу её не отстоять.
Сотрудники сочувственно смотрели на коллегу.
— Да не переживай ты так, Лю. Руководство сменилось, может, ещё твою тему и утвердят.
— Мне надо было идти, мне! В конце концов, я автор идеи. Весь проект основан на моей диссертации, Почему автору запрещено отстаивать перед руководством её базовые положения?
— Потому,— дружелюбно хлопнул его по плечу один из младших научных сотрудников,— что авторы идей, как правило, не дипломаты. Ты же в момент с начальством перегрызёшься. А шеф наш хоть звёзд с неба и не хватает, зато знает, с какого боку к начальству подойти. И у отдела каждый месяц премия...